Ки-цунэ

Ночь в Токио наступает внезапно.

Без предупреждения, без постепенной тающей в небе темноты. Без закатов. Щелчок пальцев – и от дня не остаётся ничего.

В один миг всё затихает и замирает, готовясь уйти в совершенно иной мир – мир, в котором живут по другим законам и по другим правилам.

Мир лучников, охраняющих и суровых. Мир стражников, предупреждающих и угрюмых. Мир духов – защищающих и готовых напасть.

В такие ночи становится странно-пустынно, словно в этом многомиллионном городе никого не остаётся, никого никогда и не было, и люди – не настоящие, а только тени людей - призраки, в которые здесь до сих пор верят.

Ночь – и никого нет.

Меня всегда удивляло – куда исчезают люди? Словно вместе с темнотой меняется всё. И больше нет шумящих улиц, шипящих станций метро, льющейся отовсюду рекламы, нет двенадцатиэтажных торговых центров, многолюдных переходов метро. А есть только тишина и покой.

Эта ночь – последняя здесь. Завтра рано утром самолёт в Москву.

А мне так и не удалось понять - как живут здесь. Как соединяют столько миров в один – и не сходят с ума.

Со всех сторон – океан. Со всех сторон – огромные зеркальные дома с цветными экранами. Кажется – они могут рассыпаться от малейшей встряски. Но они стоят. И простоят ещё сотни веков. Со всех сторон – храмы.

Точно защищая эти маленькие острова, окружённые огромной водой.

Японцы молятся всё время. По пути на работу – небольшие святилища на дороге. В выходной – в парках. Словно верят - только благодаря молитвам они ещё не ушли под воду.

. . .

С десятого этажа виден весь город – оранжевая светящаяся Токийская башня, огни и реклама.. реклама. Ни в одном городе нет столько рекламы.

Но когда спускаешься вниз – ничего нет. Словно город создан для того, чтобы на него смотреть сверху.

Я иду по тёмной и безлюдной улице.

Ночи в Японии – страшные. Без звёзд, без просветов. Словно смотришь в чёрный неподвижный океан. Что в нём? Кто? Кажется, ни одного движения, но это не так. Просто что-то затаилось и ждёт.

Действительно – в полной темноте я вдруг замечаю, что не один.

Я никого не вижу – невозможно увидеть – но чувствую, что кто-то тяжело и долго смотрит мне в спину.

Я останавливаюсь. Оборачиваюсь.

Прямо на меня – горящие глаза лисицы.

Я вздрагиваю. Глаза – красно-коричневые.

Это статуя лисы перед храмом. Но глаза горят, готовые прожечь насквозь. Это не каменные глаза, это глаза живого существа. Невозможно не смотреть в них.

Я с трудом отвожу взгляд.

Прямо над статуей лисицы – оранжевый фонарик, от света которого всё вокруг озаряется рыжим светом. Странно, что я не заметил этот фонарь раньше. Но его как будто не было.

Лисица сидит на лапах, поджав хвост. Из-за света фонаря её фигура кажется рыжей. Уши – красные, заострённые, торчат вверх. Острые зубы оскалились в страшной улыбке. Одна лапа поднята, словно предупреждая.

Чувствуется странное тепло, то ли от света, то ли от камня, из которого высечена фигура.

Сразу за лисой – огромные прямоугольные ворота. Их ставят перед синтоистскими храмами, чтобы духи могли проходить через них.

Я понимаю, что оказался в таком храме.

Передо мной – богиня Инари.

Её изображают в образе лисы. Но я никогда не видел, чтобы богиня Инари была такой жуткой – с оскалом и предупреждающей фигурой. Весь её вид говорил – впереди что-то страшное.

Я посмотрел на город, оставшийся позади. Там не было ничего, только темнота. Словно сам город исчез в одно мгновение – и пути назад нет.

Мне ничего не остаётся - я вхожу в ворота и поднимаюсь по лестнице.

Длинные ступеньки ведут куда-то вверх – изгибаются так, что не видно – куда.

Перед лестницей – ещё ворота, такие же, как первые, только меньше. Ворота не одни. Их много. Они все ярко-рыжие. Много-много сверкающих оранжевых ворот, стоящих друг за другом. Впереди – длинный огненный коридор, конца которому нет. Почему-то манит именно туда.

Незаметно оказываюсь в самом его центре. Теперь не видно ни начала этому коридору, ни конца.

Иду долго, лестница уходит вверх всё выше и выше. Иду мимо иероглифов, написанных на воротах.

Вспоминаю истории, в которые верят здесь.

Лисицы часто встречались путникам в образе красивых девушек. И на утро путники не могли вспомнить, где они провели ночь. Просыпались в поле или на кладбище. Я никогда не верил в эти истории, но сейчас кажется - в этом бесконечном огненном коридоре кто-то поджидает наверху.

Ворота заканчиваются. Смотрю – город словно исчез. Ни света, ни домов, ни людей. Ничего.

Словно оказался в другом мире. Вот-вот – исчезнет сама лестница. И останутся только ворота, через которые пришёл и через которые уже не сможешь уйти назад.

Храм.

Небольшой. Размашистая двухъярусная крыша, ворота, но уже не рыжие – а обычные, серые. Два стражника – лучника за стеклом, охраняющие храм по двум его сторонам. Лица лучников напряжённые, суровые. Никто не пройдёт мимо них. Никто не уйдёт, если они не позволят.

И такая тишина - словно от страха замирает сердце.

Рядом с храмом колодец с водой, где надо омыть руки перед молитвой, курильница с зажжёнными ароматическими палочками.

Вдруг какое-то движение за спиной. Оборачиваюсь. Никого.

Только мерещится фигура монаха. В длинной одежде, с бритой головой. Он тенью проскользнул мимо храма – и исчез.

Но если никого нет – кто зажёг эти палочки?

В Японии верят, что лисица может довести до самоубийства. Их называют «ки-цунэ», что значит – «всегда приходящая». Она приходит через красные ворота, когда захочет, и уходит – когда захочет.

Но это невозможно, это сказки.

Омываю правую руку, потом левую. Ковшик роняю в воду. Опять показалось. Словно огненная тень за спиной. Но опять – никого.

Ищу в кармане монетку в пять йен – счастливая, с дырочкой посередине. Бросаю в ящик для пожертвований, бью в колокол.

Неожиданно-громкий звук разливается вокруг – переливается и замирает где-то в вышине. Но ни один листочек на цветущих в это время деревьях не шелохнулся. Хлопаю два раза в ладоши и закрываю глаза.

Ещё говорят, что лисицы могут мстить тем, кто убивает их или смеётся над ними.

А может быть тем, кто не верит в них.

Резкий красный свет бьёт прямо в голову. Он виден через закрытые глаза, словно идёт не снаружи, а изнутри.

Сквозь закрытые глаза я вижу, как пылает небо. Как при ярких летних закатах – когда небо на горизонте становится даже не алым, а пунцовым от наливающегося энергией солнца.

Но здесь нет закатов. В Японии не бывает закатов. Я ни разу не видел закат.

Я пытаюсь открыть глаза, но что-то мешает. И я не вижу, но чувствую, как на фоне этого пылающего неба танцует, словно в костре, кицунэ. Лисица-женщина, красивая, но с той страшной улыбкой, какую я увидел на статуе.

Она танцует и смеётся, а небо полыхает – и от её огненного танца становится ещё ярче, ещё жарче и ещё страшнее.

Кажется, будто жар проникает в меня – и кожа горит, словно при пожаре.

Лисица сверкает – и девять огромных хвостов кружатся вместе с ней, образуя бесконечный огненный золотой круг.

Смех разливается, искры от её танца летят в разные стороны. Куда они падают – там начинает дымиться и гореть земля.

С огромным усилием открываю глаза. Смех сразу исчезает – небо вновь чёрное и беззвездное. Безумный танец прекратился.

Ни следа вокруг. Ни костров, ни пылающей земли, ни огней.

Спускаюсь назад - ворота исчезли, будто их никогда не было.

Исчезла статуя.

Только храм остался стоять на холме – и лучники по-прежнему на его защите.

. . .

Я пытался найти этот храм утром – но его уже не было.

Меня это не удивило. Этот город меняется каждый день, каждую минуту – и дорога, по которой ты идёшь сейчас, через минуту станет совсем другой.

Невозможно пройти двумя одинаковыми путями.

Как синтоистские ворота, через которые ты выйдешь другим.

. . .

В самолёте включаю планшет и читаю новости.

«Сразу ряд мощных землетрясений произошли пятнадцатого апреля на юго-западном японском острове Кюсю. По данным национального метеорологического управления Японии, магнитуда двух подземных толчков составила 7,1. В юго-западном регионе страны была объявлена угроза цунами. В ближайшие часы волна высотой один метр может достичь берегов префектуры Кумамото, предупреждают эксперты».

Закрываю планшет.

Пятнадцатое апреля – это вчера.

Вспоминаю огненный танец лисицы.

Что это – предупреждение или угроза?

Или сон.

Кицунэ иногда погружает в сон, из которого можно никогда не выйти.

Я не знаю.

Но лисица всё ещё кружится в моей голове.

И страшный огненный закат видится уже здесь – над океаном, который мы должны пересечь.