​Угольно-черное

Аннотация:

Осень, гремит война. Адольф Вробуш, военный полицейский, встречается в оккупированной Вирани со своей давней знакомой – Мари. Но уже на следующий день она становится жертвой жестокого нападения и теперь Адольфу со своими соратниками предстоит выследить убийцу до того, как город падет под напором войск противника.

«Родина мать зовет умирать»

Осины раскачивались на ветру. Хлопья пепла парили меж ветками, оседали на иголках, падали на землю. Юноша стряхнул сажу, поправил воротник. С самого утра он смотрел на усадьбу, находившуюся вдалеке. Он буквально пронзал ее взглядом, словно вот-вот был готов сорваться и выбежать из леса, постучать, запыхавшись, в дверь, выговориться, отпустить душу... Легким движением он свернул самокрутку и закурил. «И мысли пусть развеются, как дым, ведь мы идем к победе шагом строевым», - пришла в голову неказистая солдатская кричалка.

Из дома вышли двое в сопровождении охраны. Развевающиеся на ветру белые кудри исчезли в машине, а следом и лысина с проплешинами. У юноши екнуло сердце, но момент был упущен, давно и бесповоротно. Самокрутка упала и оказалась беспощадно втоптана в землю. Адольф Вробуш бросил последний взгляд на машину и скрылся в чаще.

- Ну, трогай. – Машина послушно заурчала мотором и двинулась в путь. – Девочка моя, как ты?

Девушка ничего не ответила, лишь отвернулась к окну. Рудольф положил руку на плечо дочери.

- Я знаю, тебе сейчас тяжело. Но ведь и мне нелегко, дорогая. Знаешь, на какой риск я шел, чтобы вытащить тебя? Чем пожертвовал?

Она все так же отвечала ему безучастным молчанием.

- Мари, ты молода, у тебя горячая кровь, ты хочешь, чтобы все было по-твоему… Но разве я не учил тебя, что старших надо уважать?

Девушка наконец удостоила его взглядом. В нем не было ненависти, ни капли злости. Нет, она искренне недоумевала и потому спросила, - Отец, а если эти самые старшие прикажут мне однажды уничтожить человечество, встать ли мне у руля? Поступил бы ты так? – Она отвернулась и прислонилась к холодному стеклу. – Ах да. Ты уже!

- Власть неоспорима, Мари. Понимаешь, большинство людей считает, что им что-то полагается, но это не так. Люди получают то, что получают и живут с этим. Коли мне выпала такая судьба, то я буду нести это бремя!

- Оставь эти объяснения для суда, отец. Ведь когда-то ты на нем окажешься.

Девушка все так же отрешенно смотрела в окно. Мимо проплывали леса и поля, столь знакомые и родные, по которым она когда-то бегала и проказничала, будучи ребенком. Но теперь трава была запорошена пеплом, протоптанные дорожки покрыты сажей. Стерлись следы, выросли дети и страна собрала жатву, отправив молодежь на великую, беспощадную войну.

Она провела рукой по холодному стеклу, прощаясь. Они направлялись в Вирань.

- У каждого из нас своя правда, отец. Но моих ребят казнили без суда и следствия. Они мертвы, а я – почему-то нет.

Больше она не проронила ни слова.

«Без пощады бей лишних людей»

- А как вам такое, парни, - Рейсс запрокинул стакан огненной и шумно выдохнул. – Взяли в плен нелюдя, полный урод! Грязь! Скорлупа!.. В общем, пытали по-разному, а этот ублюдок еще и верующим оказался. Ну и говорит, мол, что режим ваш – это происки самого Дьявола, вы все бесы и черти поганые!

По компании прошелся смешок.

- Короче, понесло его по полной: что мы все ублюдки и рождаемся из Земли, что у нас грех и порок на каждом шагу, что Бога на нас нет! Отвернулся Господь от нас, понимаете? А пыточник был не абы кто, образование имел, он и дал ему задачку… Бог ведь весьма непрост характером, моментами был злой до ужаса, стоило людям довести его. И что Он сделал однажды?

- Утопил всех в крови! – поднял свой бокал Манн.

- Не в крови, идиот, но да, утопил. Провел тотальную чистку, так сказать. Но при этом даровал жизнь тварям и одной семье. Ну тут пыточник и говорит нелюдю, что на наш ковчег ему путь заказан, гниде! Тот сперва притих, а как осознал, то так изошел на говно, что ему вырвали язык к херам собачим! Каково, а?!

Манн довольно хрюкнул, Цер чуть не подавился сосиской, а Адольф Вробуш немедленно выпил.

Огненная разлилась по телу, разогрела каждую косточку, расслабила каждый мускул, смыла грязные, не к месту мысли. Вробуш принялся за очередной стакан кристально чистой жидкости: «Не хочу я никуда идти. На вахту не хочу, расследовать не хочу, жить не хочу. Буду существовать здесь, меж барной стойкой и людом, переливаясь из одного стакана в другой, следуя за обрывками фраз и бедрами официантки. Мне будет хорошо и спокойно, и разум останется в порядке».

Его хлопнули по спине, да так, что огненная чуть не полилась обратно.

- Начальник, а когда мы уже что-нибудь преступим?! С тех пор, как попали в Вирань, только и делаем, что пьем и рассказываем анекдоты!

- Болван, мы не преступаем, а наступаем на тех, кто нарушил закон. Понимаешь? Не понимаешь. Вот смотри, есть таракан, а есть мы…

Рейсс закатил глаза и налил Манну еще алкоголя. Может, дубина напьется и устроит погром, разворошит этот унылый вечер… Но тот лишь окидывал зал пустым взором. Вдруг его глаза оживились.

Меж столов прошлась обворожительная блодинка. Она садилась к солдатам на колени, пила из их бокалов и воздевала руку так неистово высоко, что все пялились на ее грудь… Вробуш тоже обратил внимание на красотку и на миг ему показалось, что это Мари. Пьянящий, сладкий миг…

- Как дела, мальчики? – красотка наклонилась над столом и элегантно взяла бокал у Рейсса, подмигнув ему. – Слушайте, а вы прям воевали, прям совсем?

- Само собой, - довольно ответил Адольф и обвел рукой компанию. – Все были в первых рядах и каждый пролил кровь!

Он забрался на стол, словно покоряя вражескую высоту.

- Враги лезли отовсюду, как тараканы, а мы сжимали разгоряченные автоматы и палили во все стороны по этим ублюдкам, покуда хватало патронов! Закончились патроны – и мы взяли лопатки, чтобы проломить черепа!

Мари смеялась. Компания заметно оживилась. Адольф сам не ожидал от себя такой прыти. То ли алкоголь, то ли нечто странное, забытое…

Его виски били столь знакомую барабанную дробь. Его сердце пылало той страстью, которую он уже забыл, что заставляла мальчишек хватать отцовские ружья и мстить за несправедливость прошлого. Он вновь почувствовал себя участником великого похода против сил, сокрушить которые не под силу человеку, но лишь настоящему уберу.

- Победа неизбежна! – крикнула Мари, воздев обе руки.

- Неизбежна, неизбежна! – кричала компания, взяв Мари на руки. – Покуда силы есть, мы будем драться! А если враг прижмет – будем огрызаться!

Адольф смеялся вместе со всеми, не сдерживая слез. В этом городе редко кто смеялся, особенно так звонко и чисто. Он хотел бы, что эта ночь никогда не заканчивалась. Чтобы алкоголь так и продолжал не отпускать, рождая причудливые галлюцинации.

Интересно, что сейчас они носят на руках? Табуретку?

Вробуш упал, запыхавшись. Он поднял руку и дал команде приказ к отбытию. Девушка уже стала их боевой подругой, надежным товарищем и настоящим подарком.

Он взял ее за талию и открыл дверь на улицу. Стараясь не упасть, а заодно не уронить честь мундира, компания вышла из бара и растворилась в ночи.

«Вооруженный вооруженному друг»

Утром Вробуша вызвали. Рейсс без лишних слов повел к месту преступления. Вробуш заметил в нем перемены: куда-то пропала гордая стать и постарел он лет эдак на десять. Словно и не красавчик Рейсс перед ним, а изможденный офицер, вернувшийся с Огненной Дуги.

Двое стояли возле тела, удивительно сосредоточенные. Они не курили и не болтали попусту. Цер ходил взад-вперед, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу. Манн же оставался образцом спокойствия, скалой посреди надвигающегося шторма. Крайне мрачной скалой, надо признать…

Девушка лежала посреди улицы, раскинув руки в стороны. Белоснежные волосы были в крови, пальчики сломаны, на голове зияла рана. Адольфа всего передернуло - он узнал жертву. Это была Мари.

Теперь и ему стало откровенно не по себе. Он отвернулся и помассировал глаза, словно давал им передышку после увиденного.

- Чего молчим, парни? Дело само себя не расследует, а тут еще и дочь коменданта Лагеря.

Цер потер лоб и выдавил из себя.

- Тут еще вот что, Вробуш… На руке…

Он пригляделся – на запястье было вырезано нечто, в чем смутно угадывался ряд цифр. «Лагерный номер» - с ужасом осознал Адольф. – «Маркировка нелюдя, приказ об утилизации…»

Вробущ тяжело вздохнул и обратился к команде.

- У меня плохие новости. Во-первых, как вы уже поняли, это Мари Герц, а значит расследование под особым надзором и нас наверняка уже пасет кто-то из Трибунала. Возможно, сам Карл Гейгер рассматривает нас в свой бинокль. Во-вторых, преступление совершила группа, а не одиночка. – он заметил, как на лицах подчиненных прошла тень. – В убийстве прослеживается несколько мотивов, от личной неприязни до откровенной похоти. Так что, либо убийц было несколько, либо мы имеем дело с редчайшей сволочью.

Рейсс и Цер кисло улыбнулись. Манн все так же рождал тучу над головой. Где-то за городом начали стрекотать пулеметы и лупить снаряды. Адольф продолжил.

- Времени у нас совсем в обрез. Авось решим это дело и дядюшка Рудольф на радостях отправит нас в увольнение… Подальше от всего этого. – Вробуш провел рукой по воздуху, словно показывая всю бессмысленность и тленность окружения. – Ферштейн? Да, Рейсс, сейчас всех назначу, не переживай. Ты с Цером отправишься задабривать и успокаивать отца, а не то еще другая группа его перехватит или Трибунал пожалует; Манн пораспрашивает солдат, может они в курсе чего; ну а я вернусь в бар и постараюсь выяснить, что произошло вчера ночью. И пусть нам сегодня повезет.

Сослуживцы кивнули. Вробуш подозвал к себе Цера и отвел его подальше от группы.

- А ты помнишь, где мы вчера были ночью?

- Нет, не помню.

- Совсем ничего не помнишь?

Цер замялся.

- Ну, кое-что припоминаю, но я не уверен…

Вробуш все так же стоял в задумчивости, а Цер изменился в лице, на лбу выступила испарина, глаза забегали из стороны в сторону.

- А что не так? Ты считаешь, что…

- Я думаю, как мы могли упустить убийцу.

Цер хлопнул себя по лбу и улыбнулся: «Да, конечно, мы ведь были в гуще событий, так сказать. А я-то, пустая моя голова…»

«Зла на тебя не хватает», - подумал про себя Вробуш. – «Вечно что-то подозревает, о чем-то думает… В рожу бы дать, чтобы не раздражал тут своими подозрениями»

Вробуш удивился своему желанию, но еще больше тому, что какая-то часть в нем полностью поддерживала это. Частичка недоуменно разглядывала нынешнего Адольфа Вробуша, как сытый хищник, наблюдающий за беззаботным травоядным.

- Ладно, иди, Рейсс тебя ждет. А я наведаюсь в бар и все разузнаю.

Цер коротко кивнул и скрылся из виду. Может, он еще и не пришел в себя, но хотя бы его походка перестала напоминать контуженный вальс…

Убедившись, что группа ушла, Вробуш отошел в ближайший двор и вынул флягу. Залпом опустошил ее. Закашлялся. Неожиданно для себя потерял равновесие и упал.

Сегодня нечто пробудилось в нем, вновь взывая, давя на сердце. Он чувствовал эту приглушенную боль, это тайное желание - и не мог от него отделаться. Лишь одному человеку на свете однажды удалось приструнить эту мрачную страсть, но человек теперь мертв, убит жестокой, зверской смертью. А мир все так же обнажает клыки и скалится в хищной ухмылке.

Вробуш схватился за голову и раскрыл рот в немом крике.

«Не с нами Бог»

Вробуш вернулся в бар. Одни посетители бросали на полицейского вызывающие взгляды, другие поникли головой и перешли на шепот. Бармен поднял одну бровь, увидев бумаги Адольфа.

- Если скажу, что ничего не знаю и ничего не видел, это ведь не будет ответом? - сказал он.

- Даже как смягчающее не запишут, - буркнул Вробуш, роясь в кармане. Наконец он достал старую, засаленную фотографию. - Зовут Мари. Вчера была убита. И я знаю, что это последнее место, где она была перед смертью.

- Не она первая, не она последняя, - хмыкнул бармен, но тут же поднял руки, чтобы не получить от Вробуша по лицу. – Хорошо, плохая шутка, я понял, понял. Просто вся эта война… Говорят, что сегодня…

- А ты не слушай что говорят, - зло бросил Вробуш, глядя на часы. Он махнул рукой. – Либо слушай и уматывай, но ответь сперва на вопросы.

Бармен кивнул, и рассказал все что знал, а знал он, само собой, не так уж и много. Ну да, бывала тут эта девица, пила всегда за счет других, уходила не одна. Пела похабные солдатские песни, но спала, говорят, только с офицерами. В общем, во всем была примером настоящей опоры и поддержки для наших мужчин в это тяжелейшее время.

- Баба, что с нее взять, - резюмировал бармен, протирая дыру в стакане. – Первый раз увидел такую типичную, классическую женщину, словно с плакатов сошла. У меня есть пара постояльцев, сыновья таких как раз… Все поголовно матерей не видали.

- Это совершенно точно была она? – Вробуш еще раз показал фотографию бармену и тот кивнул. – Совсем на нее не похоже. Совершенно…

- А Вы когда последний раз ее видели-то?

- Года два назад… Или два с половиной.

- Были ее другом?

Вробуша передернуло, машинально поправил воротник.

- Скорее она моим. Но тут вроде я задаю вопросы.

Бармен вновь развел руками: «Я всегда сотрудничаю со следствием».

- Вот и славно. А теперь скажи, какой у нее был круг общения? Помимо мужчин…

- Хм, да вроде и не общалась ни с кем. Хотя как-то офицер спьяну мне сболтнул, что она вела переписку с самой Хельгой Геринг. Нет, ну представьте? Такая, как она… С Хельгой…

Вробуш закатил глаза. Конечно же, не могло быть все так просто, только не с Мари. Хельга Геринг… Хельга, трижды ее за ногу, Геринг.

- …Бл***ь бл***ю ведь, бабища, ей Хельга наверняка и не отвечала ничего, да и вообще это пьяные разговоры и верить им…

- Закрой рот, хорошо? Я устал, зол и чуточку при исполнении, знаешь ли.

Бармен быстро кивнул и тут же отмерил Вробушу стопку крепкой.

- За счет заведения.

- Смышленый ты вроде человек, бармен, но узколобый, что ли… Не видишь всей картины.

- А что я упустил?

Вробуш уж собрался было изложить свои мысли, но тут же понял, что о прошлом Мари никто, кроме него, и не знал. Для всех она была испорченной дочерью коменданта Лагеря, безобразно ветреной и ужасно привлекательной. Для всех, кроме тех десяти, что некогда входили в ее группу.

- Стопку на дорожку, вот что, - выкрутился Вробуш и принял в себя вторую порцию бесплатной выпивки. – Хороший у тебя алкоголь, добрый.

Бармен услужливо кивнул и вновь углубился в протирание стакана. «Валить тебе действительно надо, покуда город не сдали. И мне бы тоже своих вывезти…» - подумал про себя Вробуш и покинул бар.

Город представлял собой все то же унылое зрелище, а из-за поднявшегося ветра воздух был наполнен пеплом. Навстречу Вробушу шел Манн, явно чем-то довольный.

- Адольф, ты не поверишь…

- Хельга Геринг?

Манн раскрыл было рот, но тут же закрыл его. Впрочем, через секунду лицо Манна вновь расцвело.

- Так я же еще шофера нашел нам, чтобы до Хельги побыстрее добраться!

- Я думал, они все уже на линии обороны.

- Ну, этот особенный.

Особенным оказался лишь автомобиль – презентабельный черный кабриолет с кожаной отделкой салона. Шофер же был обычным парнишкой лет 20 и не признавался, откуда достал такую тачку. Они ехали по опустевшей улице, распугивая редких голубей и прохожих. Парнишка без устали вертел головой по сторонам, и проклятая всем миром отметка Юнолиговца то и дело выглядывала из-под воротника. «Идейный, значит», - с неудовольствием отметил про себя Вробуш. Манн же пялился на тату с нескрываемым вожделением.

- О, вы тоже знаете этот мотив? – обрадовался шофер и стал напевать до боли знакомую мелодию. Вробуш поздно спохватился, что все это время нетерпеливо отстукивал «Мир в огне». Шофер же не унимался.

- Я вот что думаю, никакой Он не манипулятор! Все просто боятся Его, и не зря. Я… Я бы сравнил его с Отцом.

Он чуть понизил голос, словно говорил о чем-то интимном.

- Как всякий отец, он строг, но в то же время и добр. Как всякий родитель дарует жизнь ребенку, так и он даровал нам этот мир! А что делает дите в первые годы жизни?

- Ломает и крушит все!

- Во, ваш спутник сечет, Адольф! Ну что вы глаза закатываете, слежу я за дорогой, слежу!

Вробуш взял журнал «Штурмовик» с переднего сидения и постарался максимально исчезнуть за ним, чтобы избежать разговоров с водилой. Тот продолжал что-то втолковывать Манну, жестикулируя и то и дело охая, когда машину вело не в ту сторону. Нашли друг друга, ничего не скажешь.

- Я так понимаю, вы едете арестовывать Хельгу Геринг? – задал очередной вопрос шофер.

- Кто ж ее арестует, болван! Сиди помалкивай, не твое это дело. – гаркнул на него Манн.

Шофер тут же отвернулся и уставился на дорогу. Манн показал большой палец Вробушу, но в глазах его так и читалось: «А может действительно арестовать…»

Вробуш лишь покачал головой и продолжил читать про сексуальные девиации нелюдей.

***

- Кто там?

- Следствие, госпожа Геринг! По поводу Мари Герц.

- Пусть убираются прочь!

Охранник пожал плечами и повесил трубку. Вробуш закрыл глаза и выдохнул. Ну почему все вечно идет не по плану, почему нельзя взять и сделать все в должном порядке… Когда он открыл глаза, то увидел не на шутку испуганного охранника. А еще почувствовал, как Манн трясет его плечо.

- Вробуш! Вробуш!

- Ну что тебе?!

- Оружие…

Наконец Вробуш ощутил, что его рука сжимает рукоять пистолета, а палец тянется к спусковому крючку. Он смутился и тут же убрал ее.

- Я извиняюсь, премного извиняюсь… Пожалуйста, можете передать Хельге, что я – Адольф Вробуш? Мари наверняка упоминала обо мне.

Охранник часто закивал и снял трубку, не спуская глаз с молодого следователя.

- Вам разрешено войти. Только попрошу… Без глупостей. – спустя мгновение ответил он.

Вробуш ничего ему не ответил.

Усадьба Герингов была отделана просто, но со вкусом. Хельга уже ждала их на крыльце, молодая и бледная, наследие дома Герингов. Вробуш последовал за ней в гостиную, а Манн остался у входа.

Хельга предложила чаю, но Вробуш отказался. Тогда она налила себе и начала беседу.

- Я наслышана о тебе, Адольф. Это правда, что ты нелюдь?

Вопрос слегка ошарашил Вробуша, но иного можно было и не ожидать от дочери министра пропаганды.

- А это правда, что ты вела переписку с Мари Герц?

Хельга улыбнулась уголками губ, словно получила всю необходимую информацию из встречного вопроса Вробуша. Ему стало не по себе.

- Ты не знал, что Мари в городе?

- Я здесь совсем недавно.

- А где был до этого?

- На Дуге.

Девушка серьезно покачала головой и спародировала дачу чести. Вробуш с удовольствием добавил ее в свой список кандидатов на получение по роже. Пора была кончать с этим балаганом.

- О чем ты общалась с Мари Герц?

- О мужчинах, о чем же еще. – кокетливо ответила Хельга.

- Дай угадаю… Об отцах?

За маской на секунду проступила настоящая Хельга. Вробуш довольно улыбнулся.

- Мы ведь оба знаем, что Мари не была избалованной и сумасбродной дочерью, как многие видят.

- Допустим.

- Тогда бы почему тебе не помочь мне? Я ведь даже не подозревал, что она в городе. А теперь ее еще и убили.

- Какое совпадение.

В этот раз Вробуш успел проконтролировать движение своей руки и лишь туже затянул кобуру. Хельга бросила на него взгляд.

- Ладно, неважно. Что тебе надо знать?

- Мари общалась с тобой по поводу противодействия нынешнему режиму, так?

- Допустим.

- Да брось, даже случайный водитель просил арестовать тебя! Все знают о твоей ненависти к правительству. В этом вы с ней схожи.

- Есть такое.

- На самом деле мне всегда было интересно, если вы настолько против государства и за человечность, то почему до сих пор ничего не сделали с собственными отцами?

Хельга осторожно поставила чашку на блюдце, ее руки тряслись, однако она хорошо держалась.

- Простой ты человек, Вробуш. Мы работали с ними, но в ином ключе. Кроме того, мы любим наших родителей. Это наше с ней проклятие. Вот только я не способна пойти на столь радикальные… Меры. Кроме того, Мари признала, что продуктивность отца не имеет ничего общего с манией убивать или желанием истребить всех нелюдей. Он лишь выполняет поставленную задачу, остается верен своему долгу, - она горько улыбнулась. – Помню, как-то раз Мари пришла ко мне и говорит, что мол сама уже не знает, как относиться к этому человеку. В тот день Рудольф испытал газ сразу на 200 людях, и радовался, скотина, радовался каждой загубленной душе, убитой без криков и крови. Мари сама видела, как люди валились один за другим – задыхаясь, засыпая, хватаясь за сердце, моля о пощаде…Мы не могли поверить себе, тем мыслям что приходили нам в голову, но решили, что это действительно лучше расстрелов и виселицы.

Хельга поднесла руку ко рту. Ее плечи чуть вздрогнули, но мгновение – и она уже взяла себя в руки.

- Так что пускай Лагерем управляет Рудольф, а не какая-нибудь мразь, которой будет в удовольствие забивать людей лопатами и переводить их на жир.

Вробушу еще предстояло осмыслить все эти идеи, потому он перешел к следующему вопросу.

- Почему она так странно себя ведет? В смысле, я даже не узнал ее тогда, думал, что это все спьяну, что я грежу…

- Скажем так, у нее сложилась очень странная философия, после того, что произошло, - пожала плечиками Хельга. – Она писала мне, что идеологию невозможно победить упреками, насмешками, а людей нельзя образумить, они все равно примутся за старое. Она считала, что нынешняя власть продвигает идеологию разрушения и что мы обязаны полностью ее придерживаться. Потакать во всем, исполнять все заветы, преступать мыслимые и немыслимые этические нормы… И тогда монстр пожрет сам себя. Победа, как ты мог слышать, неизбежна.

Хельга грустно вздохнула и посмотрела на часы.

- На этом я попрошу тебя удалиться, Адольф.

- Постой, последний вопрос. Ты знаешь, кто мог ее убить?

Хельга посмотрела на Вробуша, словно сомневаясь в его искренности. Горько усмехнулась и помотала головой, - За последнее время у нее было столько мужчин, это мог быть любой из них. Любой. Можешь начать с себя.

***

Манн вышел вслед за Вробушем. Ворота за ними затворились, и охранник облегченно перевел дух. Манн изнывал от любопытства.

- Ну, и как оно?

- Как земля. Хитрая и мерзкая эта девчонка.

- А теперь куда?

- Да черт его знает. Не выискивать же каждого, с кем спала Мари.

На них налетел ветер, заскрипели тормоза и из машины вышли двое. Вробуш сразу узнал одного из них и закатил глаза. Обвинитель Карл Гейгер собственной персоной.

- Адольф Вробуш, вы и ваша группа арестованы по обвинению в убийстве Мари Герц.

«Ешь слабых»

Обвинитель привез их в здание Трибунала – бывший ресторан, в котором теперь работали десятки клерков, обеспечивая непрерывный поток информации. Но Вробуш застал не погруженных в работу людей, а бесноватую толпу, которая гудела, качалась и иногда изрыгала проклятия. Большинство не отреагировало на приход Обвинителя, а человек в форме и вовсе перерезал путь, неся коробку вина. Обвинитель застыл на секунду от такой наглости, но сдержался. Вробуш, однако, уже составлял в голове расстрельный список, представив себя на месте Карла.

Гейгер оставил группу у допросной, открыл дверь и поманил за собой Вробуша. Секретарши даже не обратили внимание на прибытие новеньких, продолжая громко говорить и смеяться над чем-то. Одна бросала недвусмысленные взгляды на Цера.

Дверь захлопнулась за Вробушем. Он втянул затхлый, пропахший потоми кровью воздух. Что-то внутри него довольно заурчало, словно оказалось дома.

Стали падать первые бомбы. Послышались испуганные крики и шум толпы перерос в окончательный ор и гогот тысяч голосов. Вробуш вспомнил, что с такими же звуками вываливались дети из продушенных классов.

Карл посадил Вробуша на стул и защелкнул наручники.

- Вробуш. Вробуш, Вробуш, Вробуш, - он смаковал фамилию, произнося ее на все лады. – Вробуш. Адольф Вробуш. Очень необычный у тебя подход к расследованию, скажу я тебе. Посетил Рудольфа, Хельгу, даже меня умудрился зацепить… И каковы результаты?

Вробуш молчал.

- Вот именно, результатов-то нет. Потому что вопросы ты явно задавал не те, и совершенно очевидно, не по глупости или незнанию, нет... Голова у тебя варит, и еще как. – Обвинитель с удовольствием раскурил сигарету. – Чье дело ты распутывал, Вробуш? Мне вот хватило одного похода в бар, чтобы выйти на след предполагаемых преступников.

Он бросил на стол папки с досье на каждого из членов следственной группы Вробуша.

- Цер, Рейсс, Манн… Кто из них вырезал номер? Кто насиловал? А кто убил?

Пока что ничего такого, к чему не был бы готов Вробуш. Он внимательно посмотрел на папки, а потом перевел взгляд на Карла. Повисла тишина.

- Ну что, подумал?

- Мне не в чем признаваться, как и моим парням.

Обвинитель пожал плечами.

- Я думал, предатель везде и всегда остается предателем.

- А я никогда не предавал Родину.

- Родину? Да. Антирежимную группу Мари? Нет. – Обвинитель достал сигареты. - Я видел то дело. Двойной агент, серьезно? Ты был подсадным кротом? А где тогда кураторы, документы, явки? Выглядит так, словно кто-то достаточно влиятельный состряпал дело, чтобы спасти тебя от петли… Но кому понадобится Вробуш, кому?

Сигарета быстро таяла. Даже слишком быстро, отметил про себя Вробуш. Гейгер не дождался ответа.

- Никому, конечно же. Но ты знаешь эту историю лучше меня. Вопрос лишь, с чего ты вдруг оказался предателем… Нет, нет, я не хочу слышать ответа, мне совершенно это не интересно. Да и в конце концов, благодаря тебе я встретил Мари.

- Слушай, а ты ее случаем не трахал? А то мы тут убийцу ищ…

Обвинитель со всей силы врезал Адольфу. Тот лишь засмеялся на весь 31 зуб. Что-то мрачное внутри него ревело, просилось наружу, чуяло драку. Карл вытер кулак и направился к выходу.

- Я ведь не говорю, что это был ты. Подумай хорошенько.

Гейгер вышел, оставив Адольфа наедине с собой. «Наверняка пошел колоть парней», - догадался он и постарался сохранить спокойствие.

Внезапная мысль посетила Вробуша и он поразился ее простоте - а собственно, разве было из-за чего волноваться?

***

Обвинитель вернулся и выглядел сильно помятым, пропала его былая бравада. «Видимо, пытался построить диалог с Манном», - усмехнулся про себя Адольф.

- Ну что, Вробуш, так и не созрел? Нет?! Ну даешь. А вот некоторые готовы к сотрудничеству, болит у них душа, требует успокоения…

Вробуш смачно выругался про себя и плюнул кровью. Цер, падла… Как же его достал этот тюфяк.

- У меня, собственно, один вопрос. Где вы были с половины одиннадцатого ночи до полуночи? Нет, даже так – где вы были за десять-пятнадцать минут до полуночи?

Вробуш продолжал испепелять Карла взглядом. Тот развел руками.

- Я лишь указываю, что вас не было в этот момент в баре и ушли вы в сопровождении девушки. А точнее - Мари.

Где-то на улице глухо громыхнул снаряд. Лампа накаливания задрожала, посыпалась штукатурка. Обвинитель не обратил на это внимания.

- Смотри, если ты продолжишь упорствовать и ничего не рассказывать, то мне придется пойти на крайние меры. А я их не особо люблю.

Секунды тянулись одна за другой. Вробуш совершенно не менялся в лице, а вот Карл стал еще более мрачным, чем прежде. Он уронил пистолет на стол, едва не пробив дерево, а стул заскрипел, словно моля пощаде. Обвинитель сцепил пальцы в замок, уперся в них лбом, и внимательно посмотрел на арестанта.

Вробуш отчетливо понял, что от немедленной расправы его отделяют лишь скрещенные пальцы, из-за которых выглядывала пара острых, беспощадных глаз. Он узнал этот взгляд, увидел в нем столь знакомое желание – убить, покалечить, поквитаться с виновником! Но что-то сдерживало Обвинителя…

- Вот, например, что у тебя за фамилия такая странная – Вробуш?

Адольфа словно ударили под дых.

- Что, задело? Вижу, вижу. Я ж вашу мразь везде учую. Ты нелюдь, Вробуш, как бы не пытался казаться одним из нас.

Вробуш сперва замялся, но после хищно улыбнулся. Он чувствовал, как в нем пробуждается темная сила, некогда усыплённая проповедями Мари.

- Мой отец был Нелюдью, если ты об этом. Он просил меня не предавать веру и остаться верным ей до самой смерти. А мать дала простой и ясный приказ. Жить. – Адольф пожал плечами. – Я точно не хотел умирать. Чудом спасся, устроился в «Штурмовик» и от меня отстали. Но тогда я не еще не был одним из вас.

- Да и сейчас им не являешься.

- Ты погоди. Помнишь Дугу? Как строчили пулеметы, как конница атаковала доты, самолеты падали на медицинские конвои, а бой перемалывал людей в мясо, одного за другим, одного за другим… Я получил тогда свое первое оружие. Свою винтовку. Я нес ее как штандарт и убивал в ритуальном экстазе. Тогда я понял, что я - один из вас.

На Гейгера смотрела пара бездонных мрачных глаз. Эта пустота с интересом разглядывала его, принюхивалась и словно готовилась к прыжку. Он опешил.

- Скажи мне, Карл, к чему иметь силу, если ты не можешь ей воспользоваться? У тебя крепкое молодое тело, ясный ум, полный порядок с волей… Ты во всем лучше меня. Сила дана нам, чтобы выживать. Чтобы отрекаться от прошлого и жить лишь настоящим. Ты увяз в прошлом. Ты слаб, как и все те, кто окружают тебя. А слабых в нашей стране уничтожают. Ты не один из нас, Карл. Мари испортила тебя.

- Да что ты о себе возомнил, чертов нелюдь!

Вробуш хищно улыбнулся.

- Ну так иди и возьми, мразь!

Обвинитель встал из-за стола, вынул кинжал. Теперь в нем тоже бурлила та страшная ненависть, что переполняла Вробуша. Клинок вонзился в плечо так глубоко, что лицо Карла обагрилось кровью. Однако из-за Мари прокурор не использовал свою ярость в полную силу, не давал ей воли. Вробуш на его месте целил бы сразу в горло.

Это определило судьбу Обвинителя.

Вробуш отвернул голову и с чудовищной силой ударил Карла в висок. Тот упал, не успев опереться о стену. Боль заполнила сознание Вробуша и тут же была принята его естеством. Прокурор, даром что еще живой, встал, и тут же получил стулом с разворота. Обломки разлетелись во все стороны, и Вробуш наконец смог встать в полный рост. Он свернул большой палец и высвободился из наручников.

- Ничему ты у Мари не научился, - выдохнул Вробуш, выбирая себе ножку от стула. – Набросился на нелюдя, убить его захотел. И за что?

Он ударил прокурора раз.

- Неужто испугался какого-то недочеловека? Неужто так слаба ваша кровь?

Он ударил его еще раз.

- Ты думаешь, что стал лучше после Мари? Нет, ты лишь растерял свою силу.

Он ударил его в третий раз.

- И теперь ты умрешь.

***

Вробуш вышел из допросной, держась за плечо. Трибунал потерял всякий стыд – теперь это был огромный свальный грех людей, ожидающих смерти. Сидевшая рядом женщина в рваном тряпье и бутылкой вина потянула Адольфа за штаны, требуя внимания.

- Они всех убьют, лишь войдут в город. – она выпила еще, пролив пойло на себя. – Они увидят лагерь и никого не оставят в живых, ни женщин, ни детей, ни тем более вас! Все пойдут на убой, как нелюди, звери, мрази и отродья! Все мы обречены на гадкую смерть, вс… - тяжелая пощечина прервала ее пьяную речь, голова безвольно упала на плечо. Ладонь Вробуша пылала. Он сорвал с женщины одежду и перевязал свое плечо. «Порядок, во всем должен быть порядок», - повторял про себя он, натыкаясь тут и там на пьяных женщин и солдат, наступая на упавших пьяных женщин и солдат, задевая пьяных женщин и солдат, слившихся в порочном экстазе.

Он нашел комнату, где держали его парней и выпустил их. Они были ошарашены происходящим не меньше, чем он сам. Цер направился было к Вробушу, но тот остановил его резким жестом.

- Не смей, даже не смей твою мать! Ты едва не выдал нас!

- Где Обвинитель?! Что ты с ним сделал?..

- Хана твоему Обвинителю! А ну быстро ноги в руки, и чтобы я духу твоего не видел, ты уже просто дое***л!

Цер не знал, что сказать. Он явно хотел подобрать слова, но ничего не лезло в голову. Рейсс потянулся было к нему, но Манн остановил друга.

- Заткнись, твою мать! Заткнись! - Вробуш выхватил пистолет и наставил его на Цера. – Скажи еще только слово, гнида, только еще слово, и я убью тебя! Убью! Ты понял?!

Цер опешил. Он протянул руку, словно желая дотянуться до Вробуша и открыл было рот…

В следующую секунду Цер умер.

Закричали женщины, что еще были в сознании. Их постигла та же судьба.

Вробуш перезарядил пистолет – тот выпустил жар и жадно проглотил магазин. Вробушу было не по себе. Вробушу было страшно. Его разум был предельно сосредоточен и ясен. Рефлексия была растерзана, совесть – беспощадна задавлена. Вробуш поднял взгляд на своих соратников, и они невольно встали смирно.

Порядок. Во всем должен быть порядок.

- Я знаю, кто убил Мари, - заявил Вробуш не своим голосом. – Манн, Рейсс, пора навестить Рудольфа Герца.

Больше никаких поблажек, размышлений и рефлексии. Лишь выявление врагов нации и их уничтожение.

Они отправились вершить правосудие в последний раз.

Послесловие.

В камеру зашли двое. Один держал при себе автоматические оружие, второй – авторучку. Журналист сел напротив арестанта и жадно вытянул шею, в предвкушении истории. Убийца убийц, как окрестила его пресса, не проявлял к нему никакого интереса.

- Только аккуратнее с ним, это вам не с генералом общаться. – предупредил охранник. Журналист кивнул и задал первый вопрос.

Адольф жадно втянул воздух и посмотрел на потолок. Он ответил, но не журналисту, все так же глядя в потолок.

- Я знал, что победа неизбежна.