Анна Неделина №3

​Семейный портрет

​Семейный портрет
Работа №2Автор: Маргарита Гарифуллина
  • Победитель
  • Опубликовано на Дзен

Ступени деревянной лестницы скрипят под моими ногами. Я поднимаюсь медленно и осторожно, чтобы не разбудить обитателей дома. Они ни в чём не виноваты, а я…

А я тоже ни в чём не виновата.

Дверь тихонько скрипит, когда я наваливаюсь на неё всем телом. Идёт туго. Давно не открывали, видимо.

Внутри темно и пахнет пылью, в тусклом голубоватом свете проступают контуры коробок, накрытых брезентом, судя по всему, стульев, каких-то ещё образцов мебели.

Я по памяти нашариваю выключатель. С детства ничего не изменилось, и под двускатным потолком всё так же загадочно сияет неяркая лампочка без абажура. Возможно, та же самая.

Прижимаясь затылком к прохладной стене, пытаюсь успокоить сбитый сердечный ритм. Воспоминания кружатся в голове, как какая-то дьявольская карусель.

… вот мне лет семь, я бегу по каменистому пляжу, зелёные шлепанцы слетают, а мама еле поспевает за мной. Она боится, что я споткнусь и упаду, или пораню ступню об острый камень. Папа приходит ей на помощь – он, в отличие от нас, в кроссовках. В два прыжка он настигает меня, подхватывает и сажает себе на плечи. Мама поднимает голову, чтобы посмотреть на наши лица, и солнце оставляет медовые блики в её прищуренных глазах. Мы с папой всегда были очень похожи. Она улыбается. Ветер играет длинной полой её легкой разноцветной юбки…

… вот мама тоже в юбке, но в другой - темной и тяжелой. И день нынче такой же – тяжелый и длинный.

- Частная школа? – спрашивает она тихим, блеклым голосом. Он у неё всегда такой с тех пор, как ушёл папа.

- Да, для одаренных детей. Мисс… Это хороший шанс. Это стипендия.

Мне двенадцать, и я стою чуть позади, за мамой. Высокий и худой мужчина, больше напоминающий жердь, чем живого человека, склоняется над ней, сочувственно заглядывает в глаза.

Мама оглядывается на меня. После развода она смотрит на меня иначе. Словно я постоянно напоминаю ей об отце.

- Милая? Ты хочешь отправиться в Хиллсвуд? – она улыбается, очень слабо, но всё же.

Я молчу.

- Будешь носить красивую форму, изучишь свою информатику в совершенстве… Станешь крутым программистом, как папа. Тебе же нравится.

- В перспективе – поездка за границу, хороший университет. Может, не стоит всю жизнь цепляться за мамину юбку? – это жердеобразный мужчина говорит уже мне, вежливо улыбаясь.

Мне нравится его подобострастный тон. Почему-то я ему нужна, это я чувствую.

- Хиллсвуд, - говорит мама, - это совсем рядом с Пайнберри..

Пайнберри. Там теперь живёт папа. Мы почти не видимся – ехать далеко, у него новая семья, у мамы работа, и она боится отпускать меня одну. Поезда у нас не очень безопасные, сплошь и рядом истории об изнасилованиях и ограблениях в поезде.

- Ученики ездят в Пайнберри автобусами каждые выходные! – подхватывает мужчина.

Я набираю в грудь воздуха, чтобы ответить…

…- По сути, вы все – элитное пушечное мясо. Крепкий генофонд нации, типичные его образцы. Вот, например, ты – номер 12OE143. Ты же думала, что попала в Хиллсвуд за отличную учёбу? - доктор печально цыкает зубом, качает головой. Вонючая сигарета в его желтых пальцах повторяет печальный жест, и пепел осыпается на некогда белый халат. – Нет, всё дело в твоих типично английских имбирных волосах и голубых глазах навыкате. Сиротки, понимаешь, тут не катят, нужна родословная… - доктор снова затягивается.

Я молчу, и молча глотаю слёзы. Мне 15. Хиллсвуд стал моей тихой могилой. Конечно, я не видела ни Пайнберри, ни папу, ни маму – ни разу за три года. Всё, что я видела – клочья моих волос, опадающие к ногам под гудение машинки для стрижки; как худеют мои руки от строгой диеты; как вздуваются и опухают на них вены от постоянных уколов. В Хиллсвуде нет зеркал, поэтому я не знаю, как выгляжу сейчас. Цепляюсь за подсказку доктора: голубые глаза навыкате и имбирные волосы… Папино лицо всплывает в памяти.

Я знаю, что мама с папой подписали отказ от меня – передали моё тело в дар для правительственного эксперимента. Нам объяснили, что мы послужим своей стране – поможем разработать вакцину от нового биологического оружия. Мы все тут такие: пушечное мясо, люди, которые никому не нужны, в основном подростки от 12 до 16 лет. Я – одна из самых старших, мало кто доживает до 15. Да и мне недолго осталось, наверное. Вирус, придуманный неведомыми врагами, эффективно справляется с задачей. Вакцина помогает, но ненадолго. Местные чудотворцы так и не нашли, как излечить нас окончательно.

Побеги у нас редки – Хиллсвуд по периметру обнесён прочной стеной, защищающей население от вируса. И от нас.

Этот мужчина в пожелтевшем халате– мой единственный шанс. Я закрываю глаза и стараюсь ни о чём не думать, пока он щекочет мои щёки своей бородой, тяжело дыша. Интересно, а он не боится заразиться? Не боится, что я заражу кого-нибудь из мирного населения? Впрочем, плевать. Главное - у меня будет одежда и билет на автобус до дома. До дома, где уже давно не живёт ни один близкий мне человек.

Я отлипаю от стены, пересекаю пыльное пространство чердака, лавируя между кучами хлама. Я спрятала её здесь, под щербатой доской деревянного пола, которая легко отодвигается, у внешней стены, под маленьким квадратным окном.

Коробка всё ещё на месте. Открывается с трудом, я дёргаю посильнее, и содержимое вываливается мне на колени. Бабочка, наколотая на кусок пенопласта, открытка от тёти из Италии, флакончик от маминых духов (всё ещё пахнет), и фотография. Фотографию я положила в коробку, когда папа ушёл от нас. Мне было десять. Это было что-то вроде детского колдовства – на папино возвращение.

Но магия не сработала. Папа ушёл, мама меня возненавидела.

Я разглядываю фото. Тот самый пляж – мама в длинной юбке. Мне казалось, она красивее. Надо же. Папа в любимых кроссовках… Я стою между ними и улыбаюсь, держа их обоих за руки.

Вот и всё, цель достигнута. Мне почему-то очень хотелось взглянуть на нашу фотографию.

Светает. В семь часов утра в Хиллсвуде подопытным вводят очередную дозу вакцины. Доктор предупредил меня, что без неё я протяну не больше суток.

Просил не умирать в людном месте.

Подхватив коробку, я быстро спускаюсь с чердака, тихонько вылезаю в беспечно открытое окно, и бегом, как в детстве, спускаюсь к пляжу.

Под утро вода в озере холодная, но мне наплевать. В Хиллсвуде холодный душ стал для меня нормой.

Главное – заплыть поглубже, чтобы не хватило сил вернуться обратно.

Итоги:
Оценки и результаты будут доступны после завершения конкурса
Другие работы:
+3
18:00
2304
22:36
+1
Итак, мои придирочки))
1.
Дверь тихонько скрипит, когда я наваливаюсь на неё всем телом.
лишнее
2.
всё так же загадочно сияет неяркая лампочка
лучше не использовать такие формы. Если не большой — маленький, не сильно — слабо, не яркая — тусклая.
3.
подхватывает и сажает себе на плечи
лишнее
4.
и солнце оставляет медовые блики в её прищуренных глазах
лишнее
5.
Он у неё всегда такой с тех пор, как ушёл папа.
лишнее
6.
Поезда у нас не очень безопасные, сплошь и рядом истории об изнасилованиях и ограблениях в поезде.
последний поезд явно лишний.
а далее меня унесло чтение и я перестал замечать ошибки, даже если они и были)
Комментарий удален
15:05
Великолепно написано! Тяжёлая история, но рассказ — Супер!
Загрузка...

Достойные внимания