Пушечное мясо
Самой большой трудностью в войне с террористами на Ближнем востоке является то, насколько по-разному представляют себе жизнь и смерть по обе стороны баррикад. Согласно ценностям цивилизованных стран, нет ничего ужаснее смерти, а жизнь – вообще самое ценное, что имеется у людей, никто не имеет права лишить её вас, и с другой стороны, никто не даёт право вам отнимать её у кого бы то ни было. С точки зрения террористов ИГИЛ, настоящая жизнь есть только в раю, куда попасть можно самым простом способам – убить «неверного», а всё остальное вообще не имеет значения. Среднестатическому игиловцу об этом доступно расскажут старшие по званию, которые в свою очередь раньше получили эту самопальную выжимку из религиозных книг, как будто существующих на самом деле. Именно этот факт мешает борьбе с террористами, они совершенно не ценят свои «земные» жизни, гибнут сотнями под взрывами авиационных бомб и пулями, возрождаясь в ещё большем количестве фанатиков, идущих на смерть. По мнению наших командующих, они тупоголовое стадо, пушечное мясо, бросаемое на погибель своими командирами. Однако, у меня на этот счёт другое мнение. Я общался с ними. Я был у них в плену. Я был тем самым, кто в оранжевой пижаме должен был читать обращение к своему государству на камеру, а потом валяться с аккуратно положенной на руки отрезанной головой.
По контракту в горячих точках платят хорошие деньги, чего тут скрывать, поэтому, использовав возможность, я попал в Сирию в составе нашей группировки войск. Террористы были отброшены от нашего аэродрома далеко, поэтому спокойно себе охранять склад представлялось мне наилучшим видом службы. Лишь отдалённое эхо взрывов напоминало о том, что эта страна буквально раздирается войной на части.
Это случилось прямо среди белого жаркого дня, когда я был в наряде. Я успел заметить лишь промелькнувшую тень перед тем, как струя из газового баллончика буквально ослепила и сбила с ног. Ситуация была проста и глупа до невозможности, подготовленный вооружённый солдат в камуфляже не успел даже пикнуть и был скручен несколькими доходягами в рванье и сандалиях. Наши отреагировали быстро, но старый пикап-развалюха оказался на редкость прытким, и связанный верёвками, лёжа в кузове, я ощущал, как быстро мы отдаляемся от российской базы и как быстро приближается смерть.
Пленников игиловцы держали в абсолютно скотских условиях, еда была до такой степени отвратительной, что лишь остервенелое чувство голода заставляло есть эту дрянь. В зиндане вместе со мной было ещё трое абсолютно морально и физически подавленных людей. По лохмотьям одежды я понял, что из них один военный и двое гражданских. Через пару месяцев нас всех вывели наверх из зиндана и поставили на колени. Затем гражданские стали истошно вопить и что-то доказывать на родном языке автоматчикам в масках, пререкания заняли не более пятнадцати минут, затем бедных пленников просто расстреляли. Но не обоих сразу. Сначала одного прямо в метре от второго. Второй с огромными от ужаса глазами и весь в крови товарища принялся вперемешку с собственным рыданием что-то объяснять палачам. Но те лишь посмеялись и изрешетили беднягу. Если честно, я был уверен, что меня охватит шок от происходящего, но почти полное изнеможение оставило равнодушным и заставило даже немного позавидовать убитым. Они уже отмучились.
Счёт времени был потерян из-за постоянного голода и жуткого зловония зиндана, в котором нас держали, как мышат в тесной клетке. Как-то раз к нам пришёл игиловец, желавший поговорить. Мой товарищ по несчастью, солдат, лежал обессиливший и почти постоянно находился в беспамятстве. Террорист представился Ахмедом, школьные знания и армейские курсы вполне годились, чтобы понимать его примитивный не родной английский.
– Вы неверные, никак не можете понять своей тупой головой, – говорил он, – убивая нас, вы даёте нам билет в рай! В раю нас ждёт настоящая счастливая жизнь, не то что здесь, на грешной земле. А вы в рай не попадёте никогда, потому что вы неверные, грязные животные!
Логика Ахмеда была примитивна, но я был не в том положении, чтобы спорить или перечить, поэтому кивал, молча.
– Вы бомбите наши бензовозы, и братья горят прямо в кабине как факелы, но знаешь о чём они жалеют? Они сожалеют, что уходят в рай, убив так мало врагов. Нас нельзя убить, понимаешь, неверный? Мы бессмертны, а вас отправляют на смерть правители как пушечное мясо! Они едят сладости, сидя в мягких креслах, пока мы будем отрезать тебе и таким как ты голову в назидание вашим народам!
На следующий день моего сокамерника хорошо накормили и напоили, полученных сил ему хватило ровно на то, чтобы чуть позже прочитать на камеру заготовленный игиловцами текст с обращением к сирийскому правительству и издать свой последний жуткий крик, когда один из товарищей Ахмеда резал ему большим ножом глотку. На моих глазах.
Следующие дни я провёл в монотонном беспамятстве от потери сил и жажды. Ахмед снова пришёл поговорить. Его вторая речь мало чем отличалась от первой, произнесённой за день до казни моего сокамерника. Внимательно выслушав его фанатичные слова, я сказал не своим от постоянной жажды голосом:
– Я не буду ничего говорить на камеру. Хуже, чем убить, вы всё равно мне ничего не сделаете.
Террорист улыбнулся.
– Тебе и не придётся. Мы подготовили особое пропагандистское шоу.
Должен признаться, иногда они очень изобретательны. Например, они решили меня раздавить танком и снять на камеру размазанные по асфальту ошмётки, чтобы весь мир увидел, но что готовы храбрые воины (прикрывающиеся именем Аллаха) ради устрашения врагов.
В игиловском плену страдаешь от четырёх недугов: голод, жажда, вонь и, самое паршивое, от ожидания расправы над собой. Странно, но я даже немного обрадовался, когда меня одели в оранжевую пижаму приговорённого и вывели наверх. Нехитрая быстро сваренная «на коленке» конструкция должна была удерживать меня зафиксированным и представляла собой лом, вбитый прямо посередь дороги, с приваренными к нему кандалами сверху и снизу. Всё оригинальное просто. И вот я стоял пристёгнутый, а на встречу ехал танк с чёрным флагом ИГИЛ. Когда оставалось метров тридцать, и я с зашкаливающим пульсом ждал мучительной смерти, танк остановился и поехал назад. Оказалось, просто палачам хотелось растянуть удовольствие и ещё помучить меня. Отъехав метров на сто, танк снова ринулся вперёд, на это раз очень быстро. В этот момент я никак не мог решить, закрыть глаза или смотреть в лицо смерти. «Вот оказывается, как выглядит настоящее пушечное мясо, это ведь я собственной персоной…» - никогда не забуду мысль, посетившую мою голову за десять секунд до смерти. Никто не хотел пропускать супер зрелище, и палачи высыпали втроём на башню танка, водитель наслаждался видом через свой фронтальный люк. Приблизительно за пятьдесят метров машина замедлила ход до скорости вялого пешехода, чтобы оттянуть момент расправы и ещё помучить меня на последок. Танк у бандитов был старый, дышащий на ладан, но чтобы давить «неверных» большего и требовалось.
Мне не хватит слов для описания бурления предсмертных мыслей в голове в тот момент. Вряд ли кто-то может держать себя в руках за секунду до того, как тяжёлая машина размозжит все кости. Внезапно яркая вспышка и оглушительный грохот вернули меня к реальности. Навалившись со всей силой телом на лом, мне удалось свалиться вместе с конструкцией на бок и откатиться, воспользовавшись собственной инерцией. Танку ничего не стоило немного повернуть и расплющить приговорённого, но ракета с воздуха в миг превратила его в пылающий факел, а тех, кто сидел на крыше – в горящие и орущие свечки. Стоящие сбоку террористы-наблюдатели бросились в рассыпную, но их догнал плотный пушечный огонь самолёта-штурмовика. Правительственные войска наступали. Вовремя.
Я был спасён и имею возможность рассказать вам эту историю. Естественно, мне потребовалась длительная реабилитация после пережитого. Отдых, хорошее питание и антидепрессанты помогли научиться спать без кошмаров и не пугаться звуков тракторов и танков. Конечно, я остался жив чудом, а моих палачей превратили в перегной, но то самое чувство, чувство что я был пушечным мясом, без десяти секунд раздавленным в лепёшку мертвецом, тяжким грузом будет лежать на моей душе всю оставшуюся жизнь.
